Возьму твою боль, часть 3

— Не выскочила бы она замуж в своем Могилеве,— продолжала Таисия Михайловна, вдруг встревожившись ее молчанием, хотя до этого особенно не волновалась: три недели назад, после возвращения с картошки, Валя приезжала домой.— Не выскочит, — снова очень уж уверенно ответил Корней.Такая его уверенность вдруг показалась Таисии Михайловне подозрительной: сын будто знает какую-то тайну о сестре. Но мать абсолютно уверена: нет у Вали тут, в Добранке, парня, да и ребят, ровесников ее, не осталось. Астапович однажды во время застолья горевал: столько старался, все сделал. Дворец культуры, врачебный пункт, магазины, квартиры молодоженам гарантирует не через десять лет, как в Гомеле или в Минске, через год-два, а молодежь все равно отлетает. Чем только ее притягивает город?Корней несколько раз советовал матери лечь спать, встает же раньше всех. Она прилегла не раздеваясь. Но заснуть не могла. И сразу же вскочила, едва услышала голоса мужчин на улице.С собрания возвращались в полночь.Иван открыл дверь тихо, осторожно, хотя по свету в окнах определил, что в доме не спят. Так же тихо разделся на кухне, сбросил ботинки. В одних носках, на цыпочках, заглянул в зал и как бы удивился:— Вы не спите?— У Корнея много уроков.— Нагружают вас, — пожалел сына.— Ничего. Тянем,-бодро откликнулся Корней.- Надо тянуть - решающий год, - сказала Таисия Михайловна.- Мама и во сне меня видит студентом, — Корней засмеялся.- Думаешь, я не вижу? Разница только в том, что мы видим тебя в разных институтах.- Вы же дали мне право выбирать.- Да. Подумай, куда хочешь. Выбирай. Целый год впереди. А мы тебе только сны будем рассказывать: кто из нас где тебя видел. Когда-то тетка Федора, приходя ко мне в детдом, сны мне рассказывала - как она видела меня, где. А я, дурак, стыдился... Думал: от темной набожности сны ее. И вера такая в эти сны...Таисия Михайловна принесла из спальни мужнины тапки и тут же начала собирать на стол, решительно переложив Корнеевы книги на полку: теперь самое важное - накормить отца, перед собранием одну кружку простокваши выпил.По тому, как он ходит по залу, не садится, как говорит с сыном, как он тетку Федору вспомнил, видела, чувствовала, что Иван как-то странно возбужден и одновременно успокоен чем-то важным.Наблюдала она у него и раньше такое странное пребывание сразу в разных душевных состояниях — в спокойном и возбужденном. Значит, произошло что-то необычное. Что?Иван ел перестоявшую в духовке «жаренку» с аппетитом косца, хорошо намахавшегося косой. Таисия Михайловна никогда не спрашивала, о чем говорили на собрании, если оно было закрытым. Случалось, что Иван о некоторых конфликтах или документах не рассказывал, и она не обижалась, хотя на следующий день от других жен узнавала все секреты.Теперь она сидела напротив, маленькими глотками пила молодую простоквашу — лишь бы муж не ужинал в одиночестве - и смотрела на него так, что Иван сразу Догадался, как не терпится ей услышать его рассказ о собрании.Отколупнув вилкой со дна чугунка и высыпав на тарелку хорошо поджаренные, пропитанные салом картофельные ломтики, Иван сказал:- Яшку Качанка прокатили на вороных,—и как бы Удивленно хмыкнул.Корней засмеялся. А Тася застыла с кружкой у рта — Ты выступал?— Выступал.— Не нужно тебе заедаться с людьми, Ваня.— Ты либералка, мама! А либералы — соглашатели Качанка правильно прокатили. Дочка меньше зазнаваться будет.