Всеми этими директорскими идеями, проблемами он, Забавский, обрадованный тем, что разочарование его ошибочно, перегрузил середину своего дневника: слишком много технологии. Вообще его годовых записей по объему на три книги хватит.Начинать книгу с того, что, приехав по приглашению давнего друга, он сначала разочаровался в этом человеке как в руководителе, — хорошо, это заинтересует любого читателя. Производство легко сократить. Тревожила финальная часть, где главный герой явно отошел на второй план, его начали оттеснять другие люди, другие события и где слишком много внимания отдано своим собственным переживаниям, мыслям, рассуждениям не только о делах современных, но и о минувшем, о войне.О войне он писал редко, только если нужно было дать биографию героя очерка, повести; для него, человека, родившегося после войны и имевшего склонность к жанру документальному, к описанию увиденного собственными глазами, услышанного своими ушами, тема войны казалась почти недоступной, во всяком случае требовавшей серьезного документального изучения, а он не очень любит копаться в архивах, заниматься историей, его больше привлекает живая динамичность современности. И вдруг война внезапно — и когда! больше чем через три десятилетия! — ворвалась не только в его творчество, но и в жизнь, в биографию.Месяца три назад он записал в дневник: «Вернулся бывший полицейский, интересно, как встретят его односельчане?»Интересовался, как же люди относятся к фашистскому прислужнику. Спрашивал у разных людей. Помнившие войну говорили возмущенно: «Гнать его нужно, гада!» Но активного гнева, который мог бы привести к определенной, даже, может, нежелательной акции. Забавский не чувствовал.Молодые, послевоенные люди вообще пожимали плечами и удивлялись, что такое доисторическое ископаемое, ихтиозавр еще жив и ему даже позволили вернуться домой. Многие хотя и слышали о Шишке, знали, что в селе живет семья полицая, ходили мимо его хаты, встречали его жену, дочь, однако самого Шишковича считали давно в небытии. Саша Крупник, монтер, сделал круглые глаза: «Фу, черт! А я думал, его закопали вместе с Гитлером».Он, Забавский, записал это в свой дневник и порассуждал на тему о том, что некоторой части молодежи, получившей все для настоящей человеческой жизни из рук тех, кто завоевал победу, кажется, что фашизм закопали вместе с Гитлером. Он подготовил и прочитал во Дворце культуры лекцию о том, что фашизм живет, в разных странах, в разных формах, открыто, захватив власть, как в Чили, или растет ядовитым грибом на теле буржуазной демократии, как в ФРГ, Италии. Кстати, на эту его лекцию собралось значительно меньше народу, чем на его лекцию, названную им «Человечество XXI столетия» — о прогнозировании марксистской и буржуазной науками социальных и научно-технических изменений в мире.Яков Качанок на его вопрос о Шишковиче ответил: «Если бы я судил, я бы его повесил. Но советская власть добрая».Возможно, своеобразное понимание доброты советской власти и убеждение, что он, Качанок, воплощает власть и потому тоже должен быть добрым, и привело его к мысли привлечь связиста из колонии к операции по доставанию дефицитных реле.Одним словом, мало что секретаря и писателя заинтересовало в связи с возвращением Шишки, ничего в его дневнике больше не появлялось. Даже свой разговор с Шишкой он не записал, потому что не придал ему особого значения. Появлялось у него иногда писательское желание поговорить с бывшим полицаем. Но он отгонял его вопросом: «А зачем?» Раскрыться такой тип все равно не раскроется, писать о нем нечего, пусть будет «закопан вместе с Гитлером». Может, правильно делает народ, закапывая его, живого, отправляя в небытие. Но как-то инструктор райкома спросил у Забавского: «Что это у вас там за поп объявился? Ты знаешь, что богомолец этот — бывший полицай?»