Лена не возражала против их дружбы, Дремако в принципе нравился ей, но ее смущало, что в тридцать пять лет он все еще холостяк, к таким мужчинам она относилась с определенным недоверием и настороженностью и потому не хотела, чтобы муж часто наведывался в эту холостяцкую квартиру; квартира Дремако ей почему-то не нравилась, несмотря на редкую для одинокого мужчины чистоту, порядок и богатую библиотеку. Книги, которыми хвастался Павел Павлович, казались Михалевской приманкой для женщин, изображающих из себя интеллектуалок, а на самом деле ищущих приключений. Это, возможно, было единственное ее чудачество: она не любила женщин-интеллектуалок.Зная, что Лена не в восторге от его вечерних походов к Дремако, Леонид Аркадьевич не всегда говорил, куда идет и где был, у жены хватало такта не устраивать допросов. Мало ли где может задержаться прокурор!В тот вечер он признался, что ему хочется поговорить с Павлом Павловичем. Конечно она не возразила.— Пожалуйста, иди, я буду вязать Андрейке костюмчик.Костюмчиков было уже связано не меньше дюжины, но она продолжала вязать их без конца, и Леонида трогало это ее женское увлечение; Лена не могла не вязать, если доставала нитки и в журналах находила новый фасон. Леонид Аркадьевич вспомнил одно высказывание Дремако, доказывавшего, что, как нельзя женщине работать шахтером, это запрещено международной конвенцией, так нельзя ей осваивать и некоторые, казалось бы, легкие профессии. Дремако назвал среди них профессию автоинспектора, но не назвал следователя, из деликатности, конечно.Наблюдая, как жена занимается хозяйством, с каким удовольствием играет с сыном и вяжет, Михалевский всегда думал, что начальник ГАИ прав — не на своем она месте, нужно было бы идти ей куда-нибудь в юридическую консультацию, в адвокаты или детскую комнату. Но на его попытку заговорить об этом Лена удивилась" почему? Ей хорошо в милиции.Михалевский позвонил Дремако. Тот был дома. Михалевский не спросил, можно ли зайти, ибо заметил, что тот вопрос настораживает Лену: значит, бывают ситуации, когда к холостяку нельзя заходить,—так, наверное, она" рассуждала. Сказал просто — зайду.Павел Павлович был погружен в роман А. Азимова, у него были разные книги, но, как давно заметил Михалевский, предпочтение он отдавал научно-фантастической литературе, эти книги он возил с собой в планшете и читал везде: на дорогах, в служебном кабинете, как только выдавалась свободная минутка. Скрывал от посторонних свое увлечение, и в этом было что-то трогательно-наивное, мальчишеское. Если хобби жены — вязанию — Леонид Аркадьевич почти завидовал, то над хобби друга посмеивался про себя, не показывая этого Дремако, ибо очень уж серьезно тот говорил о прочитанном — о самых невероятных фантазиях и гипотезах, говорил только с ним одним, больше ни с кем, и Михалевский принимал это как лучшее свидетельство дружеского доверия.Открыв другу дверь с книгой в руках, Дремако тут же в коридорчике, пока гость раздевался, дочитал главу. И тут же не преминул высказать свое восхищение:— Здорово, я тебе скажу, — ласково погладил он мягкую обложку книги. — Тут, понимаешь, ученые выдумали межпланетный насос для перекачки энергии из далекой-далекой, не в нашей галактике, планеты на Землю, которая исчерпала свои энергоресурсы. Слушай, какая нужна фантазия, чтобы описать разумных существ там, на той планете. Только напрасно он их сделал медузоподобными — одна умная плазма, такая, мол, эволюция высокого разума. Все отмерло, остался один мозг, который служит уже не им, этим существам, а космической цивилизации. Жаль, мне хотелось бы, чтобы существа, подарившие нам энергию, были красивыми.