«Вы серьезно?»«Совершенно серьезно. Меня считают человеком серьезным».Не вынимая закладки, закрыла машинку и, как бы прося извинения, сказала:«Я завтра днем допечатаю».Поднялась со стула, обтянула жакетку, осторожно поправила копну волос, сказала серьезно, деловито: «Приходите завтра к нам».Алесь намеревался обнять и поцеловать свою неожиданную невесту, но такая ее деловитость удержала его, однако почему-то и развеселила.«Один? Или со сватами?»Тогда она по-девичьи смутилась.«Нет, лучше один. Пожалуйста, один». , Ему понравилось и это, все вместе — и строгая деловитость, и целомудренная конфузливость; посчитал, что крайности эти — в одном ряду, как результат почти шоковой ошеломленности. Ему даже стало жаль девушку: свалить на ее белую головку такую лавину!Он взял ее руку и по-старинному церемонно и серьезно поцеловал.Провожать ее почему-то не хотелось. Распрощался с невестой у троллейбуса. Эльвире это, наверное, понравилось: пока спускались по лестнице, пока шли к остановке, она, все еще изумленная, отвечала невпопад, а вскочив в троллейбус, только тогда, наверное, осознала свое счастье, расцвела от улыбки; мешая другим пассажирам, махала ему на прощанье рукой, пока вагон не тронулся.Алесь один забрел в «Каменный цветок», впервые, наверное, один, без компании, без друзей, выпил бутылку шампанского, водки не любил и пил ее редко. Сидя в тоскливом одиночестве и наблюдая танцующих на подсвеченном кругу модно неподстриженных юнцов и девушек в джинсах, он не думал об Эльвире, он думал о Тане, чокался с бутылкой и пил за Танино счастье.Утром у него болела голова, а в душе, как писали в старых романах, было пусто и холодно, вернее — было какое-то туманное, так и не осознанное за весь тот день ощущение, что он сделал что-то не так, не то, подобное ощущение возникает, когда влипнешь в сомнительную историю. Но Алесь всегда держал свое слово, этому его учил еще отец, старик считал, что половина бед, беспорядков, бесхозяйственности происходит оттого, что люди не выполняют своих обещаний, не держат данное ими слово.Дом действительно был богатый и ухоженный, чувствовалось, что живут в нем люди, не щадящие сил, труда, чужими руками такого порядка и чистоты не создашь. Правда, обставлен, начинен он был по представлениям обывательского быта: мебель громоздкая, разностильная и слишком ее много, в буфетах, за стеклом, больше, чем нужно для употребления, сервизов, стекла, хрусталя. Но это Алеся не смутило: быт каждой среды имеет свои отличительные особенности и совсем не обязательно такое вот накопление вещей делает людей обывателями; в наше время у этих людей есть другая жизнь — в трудовых коллективах. Кроме того, приобре. тение вещей стало приметой времени, оно охватило все слои, даже крестьянство. Ступа, кроены, толкач остались только в музеях.Успокоило его, что рядом с хрусталем — немало книг целый шкаф, и неплохих, небезвкусных.Мансарду, поразившую его воображение, ему в тот день не показали, да он и не думал теперь о ней. В тот день его интересовали люди, с которыми ему предстояло породниться.Мать Эльвиры, полная женщина с астматической одышкой и больными ногами, открыла ему калитку (волкодав угрожающе ворчал где-то в запертой будке), приветственные слова сказала заикаясь. Тогда он с невеселым юмором подумал, что первый сюрприз — теща-заика. Но позже выяснилось, что заикалась она от волнения. Более приятным для него открытием было то. что родители Эльвиры оказались старше, чем он дума хотя и знал, что у нее два старших брата, уже женать живут самостоятельно, один здесь, в Минске, другой на Урале.