Эльвира покраснела, знакомясь с Алесем, и краснела потом от каждого комплимента, от каждой шутки.Она была одна в комнате. Сразу развернула его папку, проверила, разбирает ли почерк, внимательно и серьезно прочитала целую страницу. Такая серьезность тоже нравилась, как и ее вопрос, на какой бумаге печатать: для первого экземпляра у нее есть хорошая бумага, финская. И тут же сделала закладку.Он удивился:«Вы сегодня же хотите печатать?»Эльвира снова покраснела, будто вынуждена была признаться в чем-то унизительном: «Дома у меня нет машинки».Это тронуло Алеся. «Несчастная девушка, — подумал он,—работает вечерами, чтобы собрать, возможно, на кооперативную квартиру». Сначала он хотел предложить ей плюнуть на машинку и на его повесть и пойти с ним поужинать в ресторан, но рассудил, что она может плохо подумать о нем — сразу в ресторан! — и неожиданно для самого себя предложил совсем другое:«А если я вам подиктую? Так же быстрее будет?»«Если вы не жалеете своего времени...»«Кто пожалеет для вас время!»Диктовать ему нравилось. Волновала близость девушки. Интересно было наблюдать за ее действительно-таки виртуозной работой. Более того, начав вслух читать текст, он стал спотыкаться на огрехах и тут же исправлял их, иногда задумываясь и давая ей паузу, отдых. Несколько раз она сама несмело, деликатно, но точно подсказывала нужное слово.Сочеталось, как говорится, приятное с полезным — легкое ухаживание с серьезной редакторской работой.Она печатала без отдыха два часа и вдруг, добив страницу, хотя не окончена была фраза, вынула закладку, аккуратно сложила перепечатанные страницы и накинула на машинку чехол. Алеся немного задела такая неожиданность — будто услышала звонок.«Вас кто-то ждет?» — уже почти ревниво спросил он.«Папа и мама», — серьезно ответила она, пожалуй впервые не покраснев от его вопроса, хотя спросил он явно с иронией. На улице он пригласил-таки ее поужинать в кафе. Эльвира отказалась, даже, кажется, обиделась, во всяком случае, в словах ее Алесь уловил что-то такое: мол, я не из тех, кто ходит по ресторанам! Ему это понравилось. Уже немного несмело предложил под. везти ее домой на такси. Девушка неожиданно охотно согласилась. Она жила на Громадской, на одной из тех улиц, что оказались в центре столицы, но выглядят забытым селом — неасфальтированные, грязные, с деревянны-ми домами, частными, постройки первых послевоенных лет, когда фронтовикам давали лес и кредит. Говорят архитекторы боятся этих районов — большой снос, про! ще и легче занимать под новые микрорайоны лучшие пригородные земли, которые могли бы кормить город овощами; закон Марксовой земельной ренты высокообразованные экономисты забывают вместе со сдачей экзаменов.Алесь раньше снимал комнату в старом районе, потом жил в новом микрорайоне, откуда до редакции добирался больше часа, потому часто думал и даже писал о загадках градостроительства.Был сентябрь, прошли дожди, и таксист отказался «плыть по Громадской», таксистам все дозволено: хочет — едет, хочет — не едет.Пришлось им поодиночке идти по старенькому, разбитому, изломанному тротуарчику, там, где он разрывался, приходилось скакать, как зайцам, с кирпича на кирпич, набросанный, наверное, кем-то из тех, кто потерял тут в грязи сапог.За высоким забором, у которого Эльвира остановилась, предупредительно и красноречиво гавкнул волкодав: мол, проходи мимо, не останавливайся!