Возьму твою боль, часть 4

«И сколько ты промочил вчера?»«Хорошее у вас слово, Антон Антонович,—«промочил»! Емкое».«Ты мне зубы не заговаривай». Промочил он много, за столом собралось человек двенадцать, и пировали по-гусарски: коньяк, шампанское. Но из чувства протеста против такого допроса он удвоил сумму:«Триста рублей».«Сколько? — у бухгалтера округлились глаза и, кажется, даже перехватило дыхание, осип голос. Он повернулся к жене и дочери, будто не веря своим ушам: — Слышали?»Они молчали. Алесю почему-то стало смешно, но он стер с губ улыбку ладонью. Тесть и это заметил:«Погу-у-лял! Видите? Еще и сегодня облизывается. А тебе, дочь, сколько он выдал из своих гонораров?»«Папа!» — попросила Эльвира.«Что вас так волнуют мои гонорары?» — спросил Алесь.«Твои? — прошипел тесть. — Ты мне отдай шестьдесят рублей за электричество, которое ты сжег, греясь у камина... в моем холодильнике. У меня за три года столько не нагорало!»Алесь подумал со странным спокойствием: «Вывернул мещанин свое нутро! Что ж: хвала искренности!»«Я вам заплачу. За все».«Папа!» — почти истерично крикнула Эльвира.«Антон, Антон,—уговаривала мужа теща.— Вот разошелся дуралей!»Но тот действительно разошелся.«Играешь, сукин сын, в интеллигента, а с женой говоришь, как хам! Что она, ноги твои должна целовать за то, что ты целую ночь пьянствуешь с курвами?!»Алесь чувствовал, что все в нем напряглось и вот-вот лопнет; он корчился как от боли, в животе и правда резало, словно наелся толченого стекла.«Дорогой твой зятек, — накинулся Антон Антонович на жену, — тестя казнокрадом считает. Слышала? Живет в моем доме, пьет, ест мое и за то, что у нас на столе бывает колбаса, а в твоем шкафу — лишняя тряпка, воображает, что я залезаю в холодильник. Так я тебе скажу, господин партийный писарь... залезаю, залезаю в холодильник!.. Колбаса, что у тебя на тарелке, из холодильника, а ты ее жрешь, уплетаешь за обе щеки. Напиши на меня фельетон! Гонорар получишь!»Чтобы все же не сорваться, Алесь молча и осторожно, как больной, поднялся и вышел в коридор, откуда лестница вела в мансарду.Внизу разразился скандал. Видимо, возмущенный его уходом, Антон Антонович закричал на весь дом. Ему глухо возражали Эльвира, ее мать. Несогласие женщин с ним довело старого самодура до бешенства. Загремели стулья. Зазвенело разбитое стекло. Заголосила теша.Эльвира поднялась к нему красная, с раздутыми ноздрями, непривычно решительная и воинственная.«Вот разошелся, старый дурак. У него это бывает. Так вот он выгнал брата. Но я ему не Слава. Меня он не выгонит! Ты обиделся? Где-то я читала: на стариков, как и на детей, обижаться нельзя. Им просто нужно показать их место».Забавский потом никак не мог понять, почему он остался в том доме на ночь. Боялся обидеть Эльвиру? Или не хотел давать бухгалтеру новой зацепки, чтобы обливать его грязью, винить в самых гнусных намерениях?Но на следующий день в конце работы он зашел к Эльвире в ее редакцию, сказал, что нашел временное жилье (коллега уехал в отпуск), и они должны пожить там, пока не найдут постоянную квартиру.Эльвира испугалась. Уговаривала, уверяла, что отец сам потом переживает, что он так же переживал и ссору с сыном, и это хитро использовала Алла, взяла власть над стариком и бесстыдно тянет до сих пор с него деньги, как компенсацию. Доказывала, что между своими чего не бывает, все, мол, ссорятся и все мирятся. Неужели он, писатель, не понимает жизни?