Возьму твою боль, часть 4

«Сашечка, милый, дорогой... ненаглядный мой Как я люблю тебя, если бы ты знал" Как люблю! Не зря у меня сразу дрогнуло сердце, когда ты вошел первый раз. Будто кто шепнул: вот он, избранник твой, твое счастье. Я буду любить тебя до смерти. Я пойду за то-бой на край света».«А из отцовского дома идти не хочешь», — хотел бы-ло сказать он, но не сказал все из-за той же своей дели катности, а может, из-за чего-то еще. Девичий порыв, б. зусловно искренний, и просто ее близость, теплота ту на его остывших на морозе щеках вмиг разбили тот тонкий ледок, которым затянулось было озерцо его искреннего намерения, первого чувства к будущей жене. «Не с Антоном же Антоновичем, черт возьми, мне жить!» -подумал он, уже мечтая о ее близости. Начал целовать ее так же горячо.Сначала все было хорошо, так хорошо, что он морально расслабился. Эльвира, несомненно, искренне любила и по-женски, по-крестьянски заботилась о муже. Впервые после того, как вылетел из-под материнского крыла, он, досмотренный, накормленный, приласканный, избавился от забот, забиравших немало времени, энергии и даже, бывало, унижавших. У него был свой угол — небольшой, но уютный, теплая комната с атрибутами быта самых разных слоев и времен: высокая кровать с горой подушек, перин, а рядом — современная полка, заполненная величайшим сокровищем — книгами, набор мраморных слоников — на счастье и тут же, на серванте, — транзистор. В дополнение он получил еще и ман сарду. Правда, не такую, какую. когда-то представлял себе: комната не отапливалась, но он купил электрокамин и устроил там место активного отдыха — столярную, где сам мастерил полки, полочки, вместо старых обоев обшивал стены декоративной рейкой, чтобы до весны сделать мансарду такой, какая являлась в мечтах, какую видел на даче известного драматурга.Теща, правда, все еще была будто испуганная чем-то, все еще говорила ему «вы», но кормила дочь и зятя вкусно и сытно; крестьянский сын, недавний студент, он еще никогда в жизни так не питался. Правда, именно за завтраком — они выходили из дома вместе с Эльвирой и значительно позже старика — Алесь часто холодел от мысли: как бы такая жизнь не засосала его.Ощущение, что он влез, может, и в небольшое, но грязноватое болотце, нарастало постепенно. С чего это началось? Все и вспомнить невозможно. Это — как капли с потолка. Они похожи одна на другую и сами по себе не только не вредные, но вроде бы и приятные, звонкие, а от них накапливается грязная лужица, не дающая поддерживать чистоту в доме, более того, если не обращать на нее внимания, она может подмыть фундамент, натворить беды. Так и тут. Капля — слово, капля — поступок, капля — наблюдение, раздумье... одна за другой... Сама Эльвира... Теперь он понимает: она жертва своей среды во всем — от интимной жизни до общественной сущности ее.В постели она была ненасытной. Сначала такая страсть нравилась. Потом эта одержимость показалась нездоровой, не так он представлял отношения супругов; в отношениях своих отца и матери он все время видел какое-то трогательное целомудрие, стыдливость. Эльвира не стыдилась не только матери, но и отца. Насторожил ее интерес к сексуальным проблемам вообще, позже он понял: это - от Аллы, у той нет другого разговора, как на эту тему; Алла даже его пыталась провокационно соблазнить. Он, наивный и честный, полагая, что от жены не должно быть секретов, признался в своих случайных связях. И о своей любви к Тане рассказал. Эльвира до неприятного подробно расспрашивала про эти связи, но, кажется, простила. А вот что касается Тани, то не поверила, что между ними ничего не было, как он ни убеждал, ни клялся. После самых приятных минут супружеской близости она могла спросить: как ему было с Таней? Это было оскорбительно, гадко, нестерпимо. Он начал отвечать зло и едко, отчего подозрительность ее еще больше росла. Она ревновала его к Тане, потом начала ревновать к девушкам и женщинам, работавшим с ним. Она шпионила за ним, перечитывала письма, дневники, повести и... ревновала даже к героиням по абсурдной логике: все женщины, о которых он пишет хорошо,—его любовницы. В той повести, с перепечатки которой они познакомились, был образ доярки — умной, обаятельной женщины. Эльвира и к ней приревновала, хотя колхозница была старше его лет на двадцать.