— А почему бы хорошему рабочему и не зазнаться немного? — засмеялся Астапович, с натугой разгибая спину и массируя поясницу кулаками. Прошелся по просторному кабинету — размял ноги, пожаловался: — Доконает меня артрит.Сел за свой «министерский» стол, пустой, как поле аэродрома, только с правого края лежала единственная книга — «Советское законодательство о труде».— Яков, съезди ты, пожалуйста, на мясокомбинат. Вчера машины сделали всего один рейс. Вместо трех по нашим с тобой расчетам. Великоваты накладные расходы от таких простоев. А еще больший расход нервов. Вот у них, — кивнул на Ивана.— Федор Тимофеевич! Махинациями заниматься не буду!— Подожди, подожди. Я что, принуждаю тебя заниматься махинациями? — И обратился к Батраку со страдальческим выражением на лице, но с веселыми искорками в глазах: — Слышал, Иван Корнеевич, как обо мне думает мой ближайший помощник, моя правая рука? Махинатором меня объявляет. Вот дожил на старости! Ах ты, бог мой!При словах «правая рука» Качанок приосанился, но смутился, что Астапович не так понял его, начал оправдываться:— Да не о вас я, Федор Тимофеевич. О себе. Мне это в вину ставят. Слышали на собрании? А я разве для себя? Для совхоза стараюсь.— На махинации я тебя, Яков Матвеевич, не подбиваю. За махинации судят. Я тебя прошу поехать и навести порядок.— Там обком не может навести порядок.— Обком занимается сразу всеми. А ты займись конкретно: своими машинами, своим скотом. Чтобы упитанности не занижали. Как ты когда-то сказал? Стоячая вода турбин не крутит? Хорошо ты сказал, Яков. Так и Забавский не умеет. Давай крутнем турбинку. А?Теперь Астапович растирал суставы опухших пальцев на руках, морщился от боли, но глаза его — видел Иван — блестели по-мальчишески задорно, весело.Иван подумал: «Умеет дед заставить каждого крутить турбину на всю мощность».А Качанок уже в мыслях был на мясокомбинате, уже прикидывал, с чего и с кого начнет, выполняя поручение директора, которое в принципе нравилось ему, вселяло уверенность, что без него Астапович обойтись не может, что, если на профсоюзной конференции вот такие, как Батрак, критиканы провалят его, директор найдет ему должность.— Вашему фронтовому дружку приветик можно передать?Астапович сразу представил план действий Качанка и весело засмеялся.— Обязательно передай. И на ухо, на ухо шепни ему, лодырю... Астапович, мол, хочет поменяться с тобой должностями. Пусть порастит говядину и, я уверен, вместе со своим директором придумают, как наладить приемку так, чтобы голодные бычки не ревели полдня в кузовах. Чтобы я не отрывал Корнеевича от производства и не посылал стоять в очереди перед воротами комбината. Ну да ладно. Митинговать ты там не станешь. И переворота не совершишь. Действуй по своему разумению. Что у тебя, Иван Корнеевич?Иван немного смутился, посмотрел на друга своего Детства. Качанок понял, обиженно спросил:— Я что — мешаю?— Я хотел бы вам одному... — сказал Иван Лсгапо-вичу.Качанок возмущенно подскочил:— От кого прячешься? От меня? Смешно.— Зачем ты лишаешь его права на тайну? — усмехнулся директор.—От жены и то секреты бывают... и у тебя и у меня. А может, мы твои косточки хотим перемыть?— Ето я знаю. Он, — сердито кивнул Качанок на Ивана,— мимо не пройдет, чтобы не уколоть. Развели демократию на свою голову! — Бросив последние слова, Качанок с оскорбленным видом вышел из кабинета.