Таисия Михайловна вспыхнула. Честная Римма Сергеевна начала ее защищать:— Тут, Евдокия Мироновна, тяжелый случай. Конечно, это не оправдание нам.Таисии Михайловне не хотелось слушать Римминьг объяснения, вышла в другую комнату, но ее не покидало чувство, что не Лена, а она подвела своего врача. Она первая отказалась лечить полицая. Собравшись на процедуры, решила на этот раз зайти и к Шишке. «Черт с ним, с этим гадом! Пусть на хворобу ему будет эта инъекция!»На улице шел густой снег. От сухого снега не протоптанная еще дорожка вдоль хат не была скользкой, но идти по ней Таисии Михайловне было трудно. Не оттого ли, что ноги ее стали ватными и не несли вперед, а как бы тянули назад? И в голове шумело. Со страхом, не свойственным ей, она думала: не загрипповать бы. Будто грипп мог помешать ей сделать что-то важное в жизни.В чемоданчике звенели банки. Нужно было поставить банки Серпиковой Вере и сделать инъекцию биомицина внучке Даниленко. Всегда она начинала с детей. Но теперь прошла мимо Ольгиного дома. Хотелось быстрее выполнить самую тяжелую процедуру, такой не приходилось делать за двадцать лет работы.Старалась не думать про Шишку. Думала о других людях — добрых. С нежностью подумала о Бурмистро-вой. Интересная тетка. И добрая, и строгая. Нужно будет во время обеда спросить: почему она так полюбила Римму? Как дочь! И вдруг вспомнила давний рассказ Евдокии Мироновны про себя, про одну свою ошибку — об этом рассказала в назидание ей, Тасе, молодой акушерке, чтобы та всегда была внимательной, назначая лекарства, делая инъекции.Во время войны Бурмистрова была медсестрой во фронтовом госпитале. Полковнику, начальнику политотдела армии, с тяжелым крупозным воспалением легких была назначена врачом глюкоза внутривенно и строфантин. Врач написал: Строфантинум 5 —6 к. Он имел в виду 5—6 капель, в то время строфантин был во флаконах, не в ампулах, как теперь. Дуся прочитала: 5 — 6 кубиков. Полковник умер — она еще не успела выйти из палаты. Врача — на передовую, ее — на передовую, санитаркой в штрафную роту. «Вот так, милые мои, нужно думать над каждой процедурой,—говорила тогда Евдокия Мироновна.— К счастью, штрафники меня полюбили, охраняли, раненую вынесли. Я кровью смыла свою вину А потом так воевала, что вот видите...» — и погладила орденскую колодку, она часто ласково гладила ее, и Таи-сию Михайловну это почему-то трогало.Вспомнив этот давний рассказ Бурмистровой, Таисия Михайлозна даже остановилась посреди улицы, ошеломленная неожиданной страшной мыслью: «А что, если и я ошибусь? Ему назначена та же глюкоза и тот же строфантин». И почувствовала, что ноги совсем одеревенели и тело обмякло, облилось холодным потом. Закружилась голова. «Боже, о чем я думаю? Надо вернуться и сказать Римме, что я заболела. Это грипп. Как не вовремя. Валю к свадьбе надо готовить, а я заболела»Но через минуту успокоила себя: в чемодане у нее только одна ампула строфантина, она никого не убьет, только поможет больному сердцу.Когда взялась за скобу калитки во двор Шишки, снова почувствовала, как ударило в пот и подошвы ботиков прилипли к свежему снегу, будто к расплавленному битуму. Но Таисия успокоила себя тем, чего еще несколько минут назад боялась: «Ничего, это от гриппа, от него такая слабость».Шишка, кряхтя, поднялся с колоды и, прижимая руку к сердцу, пожаловался: