Еще бы! Услышать такое от жены — полное разоблачение. Нет! Она чувствовала б себя преступницей, если б не созналась, утаила это, носила в себе.Думалось о разном, как-то обо всем сразу. Но то и дело возвращалась к сознанию о неизбежности случившегося. Где-то в подсознании была радость, что она — невольно — освободила Ивана от его боли, а себя от страха. Мучительно было видеть боль его памяти, страшно думать, что с ним могло б статься, что он мог бы натворить. Она должна была взять на себя эту боль! Теперь к Ивану придет другая боль — за нее. Но от этой боли ей не будет так тяжело, ибо не будет страха за него, за Корнея, за Валю.Тася нетерпеливо ждала, чтобы он, Иван, пришел поскорее. Напрасно так спокойно сказала Вале, эта коза поскачет, чего доброго, мимо конторы, встретит своего Сашу и забудет обо всем. А ей хотелось, чтобы детей не было дома, когда за ней приедут. Чтобы был один Иван.Астапович позвонил Ивану раньше, чем за ним пришла дочь.— Беги домой, жена твоя, брат, натворила... — Но что, не сказал.—Не думал, что она у тебя такая.. Беги скорее. Чтобы с собой ничего не учинила. Успокой. В обиду не дадим. Всем селом на суд пойдемЗвонок Риммы Сергеевны ошеломил Астаповича. Не сразу он нашел в себе силы, чтобы позвонить Батраку.Иван бежал через огороды — как только не разорвалось сердце. Вскочил в дом, увидел жену перед телевизором и остановился в дверях, удивленный. Разыграли его? Но сам же Астапович звонил! Разве станет этим шутить? Тася поднялась, пошла ему навстречу, ласково и виновато улыбаясь.— Что ты такой испуганный, Ваня? А я... я. знаешь какая? Как те солдаты, что пришли в Берлин. Такое у меня чувство. — Догадавшись, что могло случиться, он обнял ее так, как будто хотел защитить от всех бед.